- Этот Одиссей, чтоб ему провалиться …
Милый Одиссей, милый Одиссей?!
- Шла бы ты домой, Пенелопа!


Итак... Роман мужской о мужчине и с мужской логикой. Это и тревожит, и радует.
Одним из лейтмотивов книги является фраза:

...Тайные ходы нужны, когда не любишь. Когда любишь, просто идешь...

Кому как, а мне думается, что ни один вменяемый тактик ТАК думать не может. Впрочем. это книга, это видение героя.

Не сравнивайте ничего с ничем - и быть вам тогда подобным самому себе, ибо вас тоже ни с чем не сравнят.
А иначе были вы - все равно что не были.

Трудно поспорить =) С другой стороны нужно всегда понимать, что ты не хуже других. Что ты - Личность. А коли Личность, то что тебе сравнения хоть с Зевесом Громовержцем или Афиной Палладой?

В целом, хорошая и добротная книга. Легко читалась, радовала и близость сюжета к ортдоксальному восприятию Эллады, и вкрапления стихов.
Но... не мое что ли.

Хочется бОльшей глубины (а в древнегреческих мифах глубина еще та), хочется какого-то анализа действий, а не "не уметь думать и понимать, а уметь: чувствовать, видеть, делать". Это какая-то кастрация жизни, уж простите.

Люблю Элладу. "Слишком" любить нельзя. По-моему, так Шлиман писал. А может, и не он вовсе.

Великая вторая Одиссея,
быть может, больше первой, но, увы, —
и без гекзаметра и без Гомера.

Как мал ему теперь родимый дом,
как мал ему теперь родимый город,
и вся его Итака так мала.

Когда любовь и нежность Телемаха,
и верность Пенелопы, и седины
его отца, и давние друзья,
и преданность подвластного народа,
и отдых без тревог под отчим кровом
проникли в сердце странника морского —
они лучами счастья загорелись.

И как лучи, погасли.

Жажда моря
проснулась в глубине его души.
И он возненавидел воздух суши.
Тревожили покой его ночами
видения прекрасной Гесперии.
Тоска по странствиям его томила,
по тем рассветам, когда входишь в гавань,
которую с неизъяснимым счастьем
ты видишь этим утром в первый раз.
Тогда любовь и нежность Телемаха,
и верность Пенелопы, и седины
его отца, и давние друзья,
и преданность подвластного народа,
мир и покой под отчим кровом — стали
ему невыносимы.
Он ушел.

И вот уже Итаки берега
скрывались постепенно за спиною,
он плыл на запад, паруса наполнив,
к иберам, к Геркулесовым столпам,
Ахейское пересекая море,
и чувствовал, что оживает вновь,
и опадают тягостные узы
постылых дел домашних, наполняя
его гонимое судьбою сердце.

(с) Константин Кавафис